История дома Басевича на Большой Пушкарской, 7 известна многим. Здание в стиле модерн, считавшееся украшением улицы, расселено с 2009 г. в связи с аварийным состоянием. На протяжении 11 лет оно сначала находилось в ожидании очереди на ремонт в рамках программы «Молодёжи — доступное жильё», затем — проекта реконструкции для «Академии танца Бориса Эйфмана», по которому большую часть дома планируется снести.
Дом проектировали и строили два друга: архитектор и инженер Алексей Иванович Зазерский и инженер-технолог Иссахар Исаакович Басевич. Это был прогрессивный для своего времени проект: кирпичная кладка с замкнутыми воздушными пустотами в стенах для общего уменьшения веса, декорированные дворовые фасады, скрытая электропроводка, новейшая техника на стройплощадке. И.И. Басевич в лучших традициях модерна сам разрабатывал обстановку комнат и дизайн каминов, которые оба инженера решили поставить вместо печного обогрева. В доме были наборный паркет и витражи, которые, как и камины, не сохранились до наших дней.
Фото citywalls
Иссахар Исаакович Басевич родился в г. Пинске, Минской губернии 23 октября 1870 года, окончил Рижский Политехнический Институт по специальности инженер химик-технолог. Принимал участие в строительстве фабрик и заводов в Харькове и Пинске. В 1901 году женился на Берте Яковлевне Магидсон и переехал в Петербург. В 1902 году у них родился сын Миша, а в 1905 году — дочь Аида. Сейчас в Санкт-Петербурге живет дочь Аиды Басевич — Марианна Петровна Гусева (Басевич), внучка инженера и его единственная ближайшая родственница, которая против сноса единственного материального свидетельства об ее выдающемся деде.
Фото предоставлено М.П. Гусевой (Басевич)
Колесо истории проехалось по судьбе семьи Басевичей и лишило Марианну родных – матери, дяди, бабушки и деда, квартиры детства и даже фотоархива. Мать Марианны, Аида Басевич, любимая девятнадцати летняя дочь Иссахара Исааковича, в студенческие годы по фальсифицированному обвинению в анархизме пошла по этапам, прожив около 30 лет в ссылках и лагерях. Его сын Михаил умер от голода в 17 лет. Это подорвало здоровье Исахара, и он умер в 1934 году, не дожив до 60-летия, а через 4 года умерла бабушка — единственный близкий для Марианны человек. Аида жила с младшей дочерью в ссылке, а Марианна в 9 лет осталась жить в Ленинграде с опекуном в последней оставшейся комнате их квартиры, ставшей коммунальной (сейчас квартиру перестроили в магазин). Так от некогда прекрасной творческой семьи почти ничего не осталось — только драгоценные осколки воспоминаний.
В своем письме губернатору А.Д. Беглову с просьбой воспрепятствовать сносу Дома она так и указала:
«Считаю, что профессия строитель самая созидательная и полезная для людей и не может быть разрушительной. Когда дедушка умер, не дожив до 60-ти, мне было 5 лет и дом — это единственная память о нём для меня и моих родных. Прошу вас не допустить cноса дома Басевича на Большой Пушкарской ул., 7».
Марианна Петровна, расскажите о Вашем деде, какие воспоминания связаны с ним?
О деятельности деда я почти ничего не знаю. Он умер, когда мне было 5 лет. Однако его личность всегда меня интересовала. У него была большая библиотека — мировая классика и много заграничных подписных журналов. После смерти дедушки и бабушки я жила в его квартире одна с опекуном, много читала. Там было много папок с чертежами, глянцевыми рисунками витражей и порядовками красивых каминов. Уверена, что внутреннюю отделку дома на Б. Пушкарской, 7 он сам продумывал. Бабушка говорила, что выступы от красной линии дедушка сам придумал и согласовал.
Бабушка была старшей дочерью купца 1-й гильдии и Почётного гражданина Магидсона Якова Марковича. Отец деда тоже был купцом — 2-й гильдии, у него был Пивоваренный завод. Моя мать в детстве была любимицей своего отца и единственная имела доступ в его рабочий кабинет в любое время, в отличие от всех служащих дедушки. Однажды при мне разбирали для продажи дедушкин рабочий стол и внутри него обнаружили маленькую кукольную мебель из серебряной финифти, кукольный рояль и заграничные фарфоровые куколки с одеждой и двигающимися руками и ногами. Всё сразу унесли, но это был кукольный серебряный дом!
«Что ещё вспоминается ей ныне из детства? Прежде всего – дивная атмосфера родительского дома, широко открытого для консерваторцев, как правило – нуждающихся, да и для студентов других художественных учебных заведений. Здесь устраивались концерты, лекции, после чего состоятельные в адрес молодых талантов делали пожертвования», — это вспоминания самой Аиды Басевич о своей семье, опубликованные в газете «Смена» в 1991 году (прим. авт.).
У дедушки было две артели — литейная на Дровяной улице и строительно-техническая в доме на Б. Пушкарской. Изготовлением люков в литейной артели, я думаю, он набрал капитал для строительства дома.
Фото citywalls
Как сложилась судьба И.И. Басевича после революции, в советское время?
Мой дед с радостью принял революцию, баллотировался в учредительное собрание. Но получил от этой системы сполна, как и миллионы его сверстников. После революции дом на Б. Пушкарской дедушка сдал добровольно властям (до этого он был единственным владельцем дома). Взамен получил, по моим понятиям, хорошую квартиру на Кронверском пр., 77/2 в бывшем доходном доме Кенига. Это дом моего детства, часто мне снится.
Революция лишила И. Басевича работы, семья голодала. Ему удалось устроиться мыловаром на Невский химический завод «Дерби». В 1919 году после смерти сына Басевичи уехали в г. Рославль Смоленской губернии к родным (прим. авт.).
В Рославле дедушка работал контролёром-инженером в Рабоче-крестьянской инспекции. А в 1920-1923 годах был членом правления Рославльского Единого Потребительского Общества».
По возвращению в Петербург в 1923 году И. Басевич вновь стал работать инженером, в том числе в Новтресторге. В последние годы, уже после ареста дочери в 1925 году он начал сильно болеть (прим. авт.).
О дедушке мне помнится, что он постоянно болел тогда, часто в больнице лежал. Помню, как в 3-4 года я прорвалась сквозь бабушкину постоянную охрану и влетела в комнату дедушки. Он лежал на кровати, бабушка успела схватить меня за подол платья, чтобы увести в детскую, но дедушка её остановил. Мне очень надо было, чтобы дедушка научил меня правильно нарисовать девочку. И он очень ласково показал.
В проектировании каких зданий и сооружений, кроме дома на Б. Пушкарской, принимал участие Иссахар Басевич в Петербурге?
В биографии моей матери сказано, что он участвовал в строительстве Царскосельского вокзала. Скорее всего, имеется ввиду перестройка здания Витебского (ранее Царскосельского) вокзала в стиле «модерн» в 1904 году: электрификация вокзала была тоже его частью работы. Дедушка в то время был «пропитан» модерном, весь туда ушел. Не случайно ведь масса люков с дедушкиной гравировкой было возле этого вокзала. Был проект его совместно с другом и помощником Я.И. Зеликаном (технический директор строительного дома И. Басевича) реконструкции Варшавского вокзала, но он не осуществлён. Помню бабушка, проходя с нами по ул. Добролюбова, указала на дом и сказала, что этот дом строил дедушка. Номер не запомнила. Ведь только архитектора помнят, а кто строил — неважно. Слышала о доме на Гоголя (Малая Морская ул. — прим. ред.) и на Кронверкском проспекте. Дедушкина компания строила 2-й Елагин мост. Когда я училась в Москве, тётя, проходя мимо Киевского вокзала, сказала, что дедушка со своей артелью монтировал металлическую остеклённую кровлю вокзала.
Пошел ли кто-то в вашей семье по стопам деда, стал инженером-строителем или архитектором?
Моя мать была заведующей лабораторией стройматериалов, работала на железобетонном заводе. В юности училась в Институте истории искусств, но не окончила в связи с арестом. Мой дядя Аким Захарович Басевич, воспитанник дедушки, живший у него в квартире, стал доктором технических наук, профессором. Он конструировал высоконапорные шлюзы на Нижне-Свирской ГЭС. Я с раннего детства хотела стать архитектором, приехала из детдома поступать в Москву в архитектурный техникум. Но вынуждена была по рекомендации тёти поступить на строительное отделение Московского Торфяного техникума. После конца войны политическая обстановка была очень не спокойная: могли и посадить, если стала бы высовываться. В техникуме я познакомилась со своим будущим мужем, Гусевым Виктором Александровичем, оба окончили его в 1949 году и всю жизнь работали в строительстве. Сначала получили распределение на работу в Пельгорское СМУ, Ленторфостроя, созданного для восстановления разрушенной в результате военных действий топливно-энергетической базы Ленинграда. Работали на болотно-подготовительных работах. Потом нас перевели на строительство поселка, я была мастером строительных работ, муж — прорабом. В 1951 году нас перевели в Шуваловское СМУ, которое занималось в том числе ремонтом здания Ленэнерго. В 1960 году получили квартиру, хрущёвку на Дрезденской улице, муж сам этот дом строил. Я пошла работать в Гипропищепром в отдел генплана: ставила на местность объекты пищевой промышленности, а потом даже животноводческие совхозы. После перешла в Проектный институт № 1, который находился в доме со львами архитектора Монферана, стала ведущим архитектором. Вид из моих окон был на Исаакиевский собор, под боком Александровский сад. Эрмитаж рядом, бывало, и в обед забегали туда. Жила ощущением окружающего искусства. Проектировали в основном промышленные объекты: помню алюминиевый завод в Эль-Табине, в Африке, совсем без стен. Потом очень долго я проектировала мебельную фабрику и завод «Знамя труда» им. И. И. Лепсе на Якорной улице. У мужа много наград, в том числе орден Ленина. Он заслуженный строитель, прошёл путь от прораба до главного инженера Треста № 36, бывшего Ленторфостроя, проработал там 54 года — всю свою жизнь. Моя внучка с мужем строители, а дети — нет, они насмотрелись на круглосуточную работу отца и не захотели.
Вы много лет работали в строительной сфере и видели исторический Ленинград до войны и после, как его восстанавливают. Какое было отношение к культурному наследию тогда? Есть ли разница с сегодняшним днем в отношении к исторической архитектуре? С какой вероятностью дом на Б. Пушкарской снесли бы, в случае попадания в него снаряда?
Фото предоставлено М.П. Гусевой (Басевич)
Я участвовала в восстановлении части здания бывших казарм (ЛенЭнерго) на Марсовом поле после попадания туда снаряда. Но только как мастер строитель, лично не восстанавливала исторические здания. Однако я остро ощущаю общее ужасное падение всей культуры. Люди безвозвратно изменились. Я помню жителей Ленинграда своего детства — город был особенный, благодаря культуре людей. В отношении строительства не могу ничего сказать, я с этим не сталкивалась. Думаю, это общечеловеческая беда. Надо решать ее правильным законодательством. На дедушкином доме это частное безобразие должно остановиться. Это — система, попробуй-ка её останови! Я писала, сколько лет я за домом слежу и плачу. Здоровья мне это не прибавляет — совсем наоборот. Знаете, если бы я могла верить в Бога, то подумала бы, что именно ради Дома он дал мне такую длинную жизнь (Марианне — 92 года — прим.ред.) и возможность рассказать о деде, чтобы Дом не сгинул в неизвестность.
Фото предоставлено М.П. Гусевой (Басевич)
Градозащитный Петербург 