Новаторские идеи, большие планы, творческий пыл, гордость, разочарование и заброшенность. Всё это – Кондратьевский жилмассив. Столь стремительным пунктиром можно враз, в одном предложении, вычертить его историю. Но всё же остановимся поподробнее.
Расселёнбург не ограничивается центром Петербурга: заброшенные дома есть и за его пределами. И их не единицы: сегодня мы посетим целый заброшенный квартал.
Мы вышли из метро «Площадь Ленина» и сели на автобус. Из его окна мы видим опустевшие «Кресты». Но нет, нам не сюда: надеемся, что знаменитая тюрьма расселёнкой всё-таки не будет (на неё есть планы у города и УФСИН). Наша дорога – это Кондратьевский проспект, начинающийся от Арсенальной улицы (и заканчивающийся проспектом Мечникова). Этот проспект, проложенный во второй половине XVIII века во время благоустройства усадьбы «Полюстрово» и ныне растянувшийся почти на 4 километра (точные данные – 3 километра 700 метров) очень интересен. Он является своеобразной «Дорогой Времени» из старого города в новый, начинаясь дореволюционной застройкой и заканчиваясь современными высотками. Пока мы едем мимо аккуратных заводских корпусов, а также любуемся на построенный здесь примерно сто лет тому назад неоклассицизм и модерн, расскажу про историю этих мест.
Это исторический район под названием Полюстрово. Расположен на правом берегу Невы, сейчас входит в состав Калининского района, а когда-то давно был на территории Выборгского. Скажу сразу: местность названа так не в честь одноимённой минеральной воды. Её массовый выпуск был начат лишь в 30-х годах XX века. Но вода к истории этой части Петербурга имела непосредственное отношение. И как раз-таки её, эту воду, назвали в честь данного места.
А в честь чего назвали место? Нет, половина люстры, как думают некоторые, здесь тоже ни при чём. Название происходит от латинского слова paluster — болотистый. В старинных источниках иногда встречалось правописание Палюстрово (через «а»), и оно грамматически правильней, но почему-то ушло из употребления.
В нашей рубрике уже рассказаны истории многие мест. Где-то был плац, где-то – дорога с роскошными дачами. Здесь же, не поверите, был курорт! Да, курорты у нас в городе были не только на Карельском перешейке и Сестрорецком направлении. Это сейчас здесь центральная районная автомагистраль, по которой деловито снуют тысячи машин. А ранее…
Заглянем в источники.
«Полюстрова — деревня принадлежит Кушелеву Безбородку, Графу, число жителей по ревизии: 37 м. п., 43 ж. п. (1838 год). Полюстрово — деревня Графа Кушелева-Безбородко по просёлочной дороге, число дворов — 14, число душ — 17 (1856 год). Полюстрово — деревня владельческая в 1 версте от Невы, число дворов — 14, число жителей: 20 м. п., 18 ж. п.; Минеральные воды. 1862)», – рассказывает нам «Описание Санкт-Петербургской губернии по уездам и станам», изданное в 1838-м году в Санкт-Петербургской губернской типографии, и «Алфавитный список селений по уездам и станам С.-Петербургской губернии», составленный при Губернском статистическом комитете и изданный в Санкт-Петербургской типографии губернского правления в 1856-м году. В общем, в начале XIX века мы «видим» здесь маленькую, на четырнадцать изб, владельческую деревеньку с хозяином-барином, графом Александром Григорьевичем Кушелевым-Безбородко.
Граф имел недалеко усадьбу (она сохранилась), и в том же XIX веке проспект получил название Безбородкинский или Безбородкин. Граф получил территорию не просто так. Его бездетный внучатый дядя, канцлер Безбородко (не носящий двойную фамилию – она появится уже у племянника, соединившего фамилии отца и матери), в 1782 году купил её у действительного тайного советника Г. Н. Теплова, который и дал местности дошедшее до нынешних дней название. После смерти Александра Григорьевича владение перешло по наследству к его сыну Григорию. Он писал рассказы, общался с литераторами, у него гостили Алексей Толстой и Дюма, его дом был всегда полон народа, который не всегда прилично себя вёл. Сам Григорий смолоду безнадёжно болел и умер рано – в 38 лет.
Известно, что территория была заселена ещё до основания Петербурга и связана с Ниеншанцем. Здесь можно было встретить коменданта крепости. Вот такую славную землю купил славный граф. Славную, трудную, благодарную.
Суровая болотистая земля, которую пришлось осушать, оказалась для графа «золотой жилой». Нет, золота добыть не удалось. Зато уже в начале позапрошлого столетия здесь открыли источник железистых минеральных вод, которые помогали в лечении ещё предыдущему владельцу. Территория быстро стала развиваться как дачная местность. Граф устроил здесь курорт. Он был просвещённым человеком: «меценат, государственный деятель, почётный член Петербургской Академии наук. Директор департамента Государственного казначейства, Государственный контролёр, член Государственного Совета», – сообщает о нём «Википедия», добавляя, что граф всегда пристально следил за научными и литературными новинками.
Дела у графской семьи шли на лад, но в 1868-м году (уже при внучатом племяннике – граф умер в 1855-м году) на курорте случился пожар, и «санаторий» пришёл в запустение. Через два года умер и сын графа. Курорт с пейзажным парком больше не восстанавливался. В 1896 усадьбу заняла Елизаветинская община сестёр милосердия Красного Креста, а обширная территория постепенно застраивалась предприятиями и превратилась в промышленную окраину. После революции эти предприятия национализировались. Память о графской семье скинули с корабля современности за борт, опорой новой власти стали рабочие. И уже 26 декабря 1918 года Кондратьевский проспект, о котором мы говорим, был переименован в честь комиссара гражданской войны Александра Кондратьева. До войны он участвовал в организации Социалистического союза рабочей молодёжи тогда ещё Выборгского района, работал в милиции, был инструктором военного обучения в Полюстровском подрайоне Выборгской стороны. На доме № 1, где он жил, установлена мемориальная доска, а в сквере у дома – памятник. До 1925 года название проспекта существовало в форме проспект Кондратьева.
Итак, вместо графа появился герой-рабочий. Конечно же, столь почётному месту не к лицу было выглядеть запущенным. Этот вопрос в коридорах уже Ленинградской власти встал ребром. И в ноябре 1927-го – апреле 1928-го года Ленинградский Комитет содействия рабочему жилстроительству провёл конкурс на типы стандартных квартирных ячеек в каменных жилых домах и застройку участка земли, который тогда входил в состав Выборгского района. Участок был ограничен Кондратьевским проспектом, улицей Жукова, Чичуринским переулком и Полюстровским проспектом. Кстати, Жуков-то не тот! Не прославленный маршал, а Иван Ильич, секретарь Выборгского райкома и начальник отдела Петроградской милиции.
Заметим: дома проектировались уже добротными – каменными. Это были не наспех скроенные времянки, а элитный жилпроект. Причём не разрозненной застройки, а единого, целого жилого квартала. Как говорили тогда, жилмассива. На них тогда была мода, а точнее, строители вовсю пробовали новый, комплексный подход к жилой застройке. Жилмассивы росли один за другим в различных частях Ленинграда: Палевский жилмассив на проспекте Елизарова, Тракторная улица в Кировском районе, Серафимовский городок между проспектом Стачек, улицей Белоусова и Турбинной улицей, Рабочий городок при ГРЭС «Красный Октябрь» на Октябрьской набережной, Жилмассив для рабочих-текстильщиков на пересечении улиц Ткачей и Бабушкина, Жилой комплекс завода «Красный треугольник» на пересечении Старо-Петергофского проспекта и Курляндской улицы, Бабуринский жилмассив на пересечении улицы Смолячкова и Лесного проспекта, «Городок текстильщиков» и Батенинский жилмассив на Лесном проспекте, Жилмассив рабочих фарфорового завода на Фарфоровской улице, Жилмассив завода «Электросила» на улице Решетникова, Благодатной улице и проспекте Ю. Гагарина, Жилой комплекс «Дома Электротока» на набережной Обводного канала, 121… Как видим, это был расцвет ленинградского авангарда.
Кондратьевский жилмассив, построенный для рабочих Выборгской стороны, стал одним из первых ленинградских жилмассивов и жилкварталом, положившим начало социалистической реконструкции района. Власть помнила добро и создавала все условия для рабочего класса, «сделавшего» революцию.
Авангардный проект в модном тогда стиле конструктивизм доверили лучшим зодчим. Он был разработан в Проектном Бюро Стройкома под руководством архитектора Григория Александровича Симонова, при участии Ивана Георгиевича Капцюга, Тамары Давыдовны Каценеленбоген. Планировка участка (и проект озеленения) выполнена Львом Михайловичем Тверским. Это такие личности, рассказам о творчестве и теоретических трудах которых можно было бы посвятить далеко не один текст – их вклад в ленинградскую архитектуру грандиозен.
В строго геометричном квартале, который эффектно смотрится на спутниковых снимках, планировались двенадцать однотипных 60-квартирных жилых корпусов с полной инфраструктурой: прачечной, библиотекой, клубом, яслями и детским садом. В доме, выходящем фасадом на угол Кондратьевского и Полюстровского проспектов, и по сей день располагается Калининский универмаг, построенный чуть позже – в 1933-1936 годах.
Жилмассив, названный Кондратьевским, вырос быстро – за три года. К строительству приступили сразу же после конкурса – в 1928-м. А уже в 1931-м комплекс был сдан. На него ездили смотреть со всего города. Получившим здесь жильё завидовали. На карте города появился жилой микрорайон из двенадцати домов-«корпусов». Примечательно то, что все они имели единый официальный адрес: Кондратьевский проспект, 40, из-за чего были прозваны в народе «сороковыми корпусами», или просто «корпусами».
Кондратьевский жилмассив, 30-60-е годы. Фото с сайта pastvu.com и с сайта Музея истории Петербурга.
Зодчие привнесли сюда новейшие и лучшие архитектурные веяния. Квартал имеет главный вход: два корпуса по Кондратьевскому проспекту объединены сквозным проходом – своеобразной «триумфальной аркой», смотрящейся весьма торжественно. Дома в глубине квартала оказались защищёнными от шума и пыли. Здесь можно увидеть квадратную подворотню с круглым выступом – этот приём очень любил Григорий Симонов и столь часто его применял, что такую подворотню стали называть «классической симоновской»). Можно полюбоваться и на «конструктивистские пропилеи»: так своеобразно пристыкованы к подворотням повышенные части домов. На интересный контраст высот обратил внимание известный экскурсовод Сергей Бабушкин в своём блоге. Он же обращает внимание на то, что подворотни созданы не просто для красоты: в них «встроены» трансформаторные будки. Оригинальны и балконы: они разной длины. Причудливо смотрятся угловые балконы – и красиво, и удобно.
Красиво и удобно… Здесь было комфортно взрослым и вольготно детям. Внутри периметра корпусов располагался огромный просторный двор, утопающий в зелени, с фонтаном и детской площадкой. Родители наблюдали за детьми из окон, а особые счастливчики и с балконов невысоких четырёхэтажных корпусов. Убегать детям было попросту некуда: как рассказывают бывшие жильцы, ещё в 60-х годах двор защищали ворота, у которых сидел дворник и пропускал только жильцов. То есть чужих здесь не было. Маленькая защищённая крепость – свобода и покой. И все друг друга знают, окликают из окон, проводят время во дворе, здороваются. Всё хорошо, только у многих не квартиры, а комнаты (жилмассив «славился» обилием коммуналок). И ванн нет, и даже поставить некуда – кухни крохотные. Да потолки низковаты – антресоли не устроить… Короче говоря, тесновато. Ну да ничего – зато своё! И баня рядом. Один из жителей «корпусов» рассказывал, как его дедушка ходил в баню… с котом. Как так? А так. Идёт дед по улице, а за ним важно, торжественно шествует кот. Так близко находится баня. Соседи улыбаются «сопровождению», хвалят кота, кто-то машет ему и хозяину рукой…
Шло время. Росли деревья, старели деды, которым всё тяжелей было дойти до бани. У внуков семьи разрослись, всё в тех же коммуналках, на тесных кухоньках. Вот уже и новые жилпроекты появились: и окна побольше, и потолки повыше, и кухня большая, и прихожая-холл, и ванная (с раздельным санузлом), и лифт, и просторные лоджии… Былые счастливчики выросли из своего счастья, как дети из ползунков. Просторное стало тесным, комфортное – неудобным, к тому же начало понемногу ветшать. Годов с 70-х заговорили о расселении. Разговоры были всё громче, начинались всё чаще. Но рухнул Советский Союз. А с ним и надежды потомков уже упокоившихся к тому времени первых жильцов. В новом государстве пошла сумятица, неразбериха – не до расселения… Программа городского капремонта рухнула. В итоге «вспомнили» про жилмассив уже в десятых годах нового века, когда корпусам было уже по 80 лет, и всё это время они так и стояли без капремонта.
«Кондратьевский жилмассив расселят к 2011-му году!» – кричали заголовки газет в 2009-м. «Официальное» же расселение шло вяло, в газетах сдвигались лишь даты, а некоторые издания даже писали, что здания «саморасселились». Формулировка весьма оригинальна, хотя, по сути, так и было: многие попросту продали, за сколько могли, своё жильё. Продать удалось, ибо будущие покупатели видели в сделке хорошую выгоду: комната в доме, который расселят, превратится в отдельную квартиру. Кто смог, в эту лазейку пронырнул и получил свой «профит». Кто не смог – дождался расселения, которое, в итоге, состоялось лишь к середине десятилетия: в 2013-м городская власть только ещё изымала часть жилмассива для госнужд, подумывая о проекте реконструкции. При том один корпус, служебный, кто-то уже успел «выпотрошить», но реконструкция была заброшена, и этот участок двора превратился в лес.
Двор становится лесом, а корпус кто-то «выпотрошил». Фото автора.
В кулуарах поговаривали и о сносе, шептались об уже имеющихся претендентах на участок. Возможно, под их интерес и была предпринята попытка снятия жилмассива, почти целиком, с государственной охраны (до этого он считался вновь выявленным объектом культурного наследия). В январе 2012-го года некие эксперты вдруг объявили квартал неремонтопригодным и наскоро «слепили» экспертизу, в которой предлагали оставить под охраной четыре корпуса из пятнадцати, а остальные снести. Хорошо, что совет по культурному наследию пресёк диверсию – экспертизу решительно отклонил. В марте 2014-го Кондратьевский жилмассив стал-таки региональным памятником. К тому времени памятник был уже расселён, наспех заколочен, а внутри уже начались пожары. Пока тут всё не сгорело, посмотрим, что внутри. Весьма, кстати, интересно: любопытная конфигурация комнат и предельно лаконичный конструктивистский декор.
«Сороковые корпуса» внутри. Фото Игоря Ланкинена.
Ситуация была тревожной, но «корпусам» довольно быстро нашли хозяина. Инвесторы, «поторговавшись», что называется, отклеились, в обиде за несостоявшийся снос бросив напоследок, что «реконструкция будет нерентабельной». «Не беда!» – сказал имущественный блок исполнительной власти города. И отдал жилмассив под государственную целевую программу «Молодёжи – доступное жильё». «В 2014 году девять домов на Кондратьевском, 40 было решено включить в городскую программу «Молодёжи — доступное жильё» и отреставрировать. В июле 2016 года «Проектно-конструкторское бюро имени Фиалковского» закончило подготовку проекта реконструкции квартала «Сороковых», воплощение в реальность которого начнётся с домов под номерами 2 и 3», – сообщает Фонд имущества Санкт-Петербурга в своём интернет-проекте «Обнови город».
Казалось бы, всё хорошо. И не простаивал жилмассив много лет, как многие расселёнки. И история самым счастливым образом повторится: сюда опять въедут молодые семьи, как в 30-х годах. Но не всё так просто. Программа продвигается медленно. И не всегда эффективно – вспомним дом Изотова на Кирилловской…
«Сороковые» стали роковыми. Тревожно смотрит на всё нежилыми окнами Кондратьевский жилмассив. По опустевшему двору вместо детей гуляет ветер, разбрасывает сухие листья, мусор и снег. Уютные скамейки облюбовали алкоголики, которых больше некому гонять. В домах сыро и холодно, и уже неуютно. Вещи разбросаны, как при эвакуации с «Титаника». Заколоченное ржавым железом окно царапает тонкими ветвями молодая яблоня. Тщетно пытаясь достучаться до того давно выросшего ребёнка, что обронил семечко, давшее ей жизнь. Яблоня растёт слишком близко к фасаду, и при реконструкции её, конечно же, спилят… По весне она отчаянно цветёт, а по осени приносит плоды. Которые больше никому не нужны… Теперь их клюют лишь поразительно голодные здешние голуби (их больше никто не кормит).
Отныне здесь живут ветер и пустота. Пустота слово меняет масштаб: тесное вновь становится просторным, и даже каким-то огромным. Здесь тихо, и только ветер в пустоте своим воем в безлюдном дворе вопрошает: «Сколько и чего ещё ждать?..»
Градозащитный Петербург 