В XVIII столетии близ Коломны располагался огромный Морской полковой двор, имевший большой плац. Эта территория относилась к ведению Адмиралтейства. На рубеже 1750-х—1760-х годов в его центре был возведён Николо-Богоявленский собор, ставший главным военно-морским храмом Российской империи.
А неподалёку от полкового двора, между рекой Глухой или Кривушей (позже — Екатерининским каналом, а ещё позже — Каналом Грибоедова) в 1760-е годы начинается формирование новой большой городской площади, первоначально названной Брумберговой, по имени жившего на Мойке купца Семёна Брумберга, соседа М. В. Ломоносова (их земельные наделы были рядом), владельца пильных мельниц (лесного двора), складировавшего на месте будущей площади деревянные доски. В 1768 году на эту площадь с Дворцовой перенесут так называемые карусели, знаменитую конную забаву тех лет, а на месте нынешнего Мариинского театра был установлен перенесённый с Дворцовой площади деревянный амфитеатр (разобран в 1777 году) для просмотра каруселей. С 1773 года в летнее время внутри этого же амфитеатра стали давать общедоступные вольные игрища — представления русских комедий для народа «низкой степени» (черни, подьячих, купцов и им подобных). По большим праздникам станут устраивать народные гуляния для простолюдинов, и площадь получит наименование Карусельной. Ещё позже, в 1783 году, исполнением комической оперы знаменитого итальянского композитора Джованни Григорио Катальдо Паизиелло, жившего тогда в Петербурге и служившего придворным капельмейстером Екатерины II, «Лунный мир» («Il mondo di luna») откроется новый всесословный Большой каменный театр, воздвигнутый по проекту Антонио Ринальди и не дошедший до наших дней (на его месте теперь находится здание первой российской консерватории), и площадь обретёт своё последнее имя — Театральная.
Видимо, в середине 1780-х годов капитан первого ранга Иван Петрович Балле (или, как его называли в России, Баллей), получивший в 1786 году назначение на должность обер-интенданта российского флота, подал прошение о выделении ему места для строительства особняка на территории полкового двора. 16 июля 1786 года (дата, видимо, юлианская) прошение Балле было удовлетворено, участок был выделен на границе двора и Театральной площади, напротив бокового фасада новопостроенного театра.
Однако участок был слишком велик, и Балле решил разделить его на 4 части: две из них он подарил своим сёстрам Юлии, супруге архитектора Ивана Петровича Кребера, и Елизавете, супруге другого петербургского зодчего тех лет—Готлиба Христиана Паульсена, автора проекта лютеранской церкви финской общины святой Марии в Большой Конюшенной улице. Вероятно, сами мужья сестёр Балле и учинили планы своим жилищам. Ещё же одна часть огромного земельного надела была продана инструментальных дел мастеру Моргану, судя по фамилии, британцу. Сегодня на этих участках стоят дома 8, 10 и 12, за собою же наш флотоводец оставил участок, ныне нумерующийся как четырнадцатый.
Остаётся неизвестным, какого архитектора привлёк И. П. Балле к возведению своего жилища, однако по сохранившейся иконографии Театральной площади, а это место Петербурга охотно изображали из-за Большого театра, мы можем видеть, что это был двухэтажный дом на высоких подвалах, то есть с цокольным этажом, что делало его почти трёхэтажным, в духе строгого безордерного классицизма, подобные дома в те годы и сформировали весь ансамбль площади. Сегодня только две постройки — дома 4 и 18 сохраняют исходный классицистический стиль застройки.
К июлю 1788 года дом вчерне был построен, однако Балле, на тот момент уже генерал-майор, понёс большие расходы, связанные со строительством и, желая как-то возместить денежные потери, заложил ещё не оконченное здание в банке.
Дальнейшая судьба Балле складывалась вполне благополучно. Он участвовал в первом Роченсальмском сражении (1789 г.) в российско-шведской войне 1788—90 годов как командир отряда, за что и был награждён орденом Святой Анны 1 степени; с 1797 года —генерал-лейтенант; в 1799 году под его начало передаются гавани Кронштадской крепости; в 1801 году дослужился до чина адмирала; с октября 1802-го и по 1805 год Балле служил главным директором Училища корабельной архитектуры, располагавшимся рядом с его домом, на Никольской площади, то есть на всё том же бывшем плацу Морского полкового двора (теперь на доме, стоящем на месте Училища, установлена мемориальная доска); наконец, в апреле 1805 года Иван Петрович становится сенатором. В немилость он не впадал, российские самодержцы ценили его, что помогло ему благополучно пережить все политические пертурбации тех лет и в звании сенатора. 7 (19 по григорианскому календарю) сентября 1811 года Балле отошёл в иной мир и упокоился на Смоленском лютеранском кладбище.
Что же его дом? Наследники покойного адмирала и сенатора недолго владели им и уже в ноябре 1812 года продали его сразу пятерым сёстрам, девицам Слуцким, дочерям виленского купца, приобретшим вместе с домом Балле и соседний участок по Никольской (ныне Глинки) улице.
Документы говорят, что в то время на участке со стороны Театральной площади находилось два здания: собственно особняк и служебный корпус, между которыми был проезд во двор, что странно, ибо ни одно из известных мне изображений дома того времени не зафиксировало этого, а городские видописцы были тогда почти фотографически точны, ведь они рассматривали свои рисунки как исторические документы, а не как воплощение свободного художественного вымысла. Зато по Никольской (Глинки) улице очень ясно виден небольшой двухэтажный домик, соединённый с особняком общей оградой, вероятно он и был служебной постройкой или одной из таковых.
Произведя ремонт дома, сёстры стали сдавать его в наём. В Санкт-Петербургских ведомостях появилось следующее объявление: «Вновь переправленный каменный 3-этажный дом 2 Адмиралтейской части 4 квартала под № 217, угловой с Театральной площади к Никольскому собору, отдаётся в наём с весьма довольным количеством служб, весь или поэтажно». Не знаю, сколько жильцов перебывало в этом доме до 1816 года, но вот в этом-то году в доме и появляется семья Николая Семёновича Мордвинова, а в 1818 году Николай Семёнович приобретает этот особняк в собственность. Любопытно, что в Москве погибший в пожаре 1812 года дом Мордвиновых также располагался на Театральной площади, вместе с московским особняком сгорела и часть весьма ценной коллекции живописи, привезённая Николаем Семёновичем из Ливорно (Италия) и состоявшая из картин мастеров XIV—XV столетий.
После совершения этой покупки семья Николая Семёновича на два года уезжает за границу, во втором этаже дома остаётся жить семья сестры Николая Семёновича А. С. Корсаковой, а третий этаж был сдан американскому посланнику. Через два года, в 1820 году, семья вернулась в Россию и водворилась в купленном доме.
Вместе с Николаем Семёновичем в особняке жила его супруга Генриетта (Александровна) Коблей (1764—1843), англичанка, дочь английского консула в Ливорно, случайно познакомившаяся со своим будущим супругом во время пребывания последнего в Италии, в Пизе. Их свадьба состоялась в Ливорно в 1784 году. Так что из Ливорно наш герой привёз не только собрание итальянской живописи, но и юную жену, чью внешность он сравнивал с изображением Мадонны кисти итальянского живописца Сассоферрато.
Портреты Генриетты Коблей, в замужестве графини Мордвиновой, и Николая Семёновича Мордвинова.
Надо заметить, что Генриетта пожаловала в Россию не одна: в доме четы Мордвиновых часто гостили её родственники, а её старший брат Томас (1761—1833 годы, в России его называли Фомой Александровичем) принял русское подданство и поступил 25 июня 1788 г. на русскую военную службу в чине капитана, сделал военную карьеру, а с 26 сентября 1814 г. по 31 декабря 1815 г. (даты, вероятнее всего, юлианские) даже был губернатором Одессы, сменив на этом посту знаменитого Ришелье!
У четы Мордвиновых родилось пятеро детей: Софья (1786—1786); Николай (1787—1791); Надежда (1789—1882) (фрейлина, замужем не была, автор «Воспоминаний» об отце, погребена в Александро-Невской лавре); Вера (1790—1834) (в 1813 году ставшая женой сенатора А. А. Столыпина, прабабушка будущего знаменитого премьер-министра России); Наталья (1794—1882) (в 1825 году вышедшая замуж за тайного советника А. Н. Львова (1786—1849)); и наконец сын Александр (1798—1858), имевший большое дарование к живописи, но из-за противодействия отца ставший лишь художником-любителем (несколько его акварелей находятся в собрании Государственного Русского музея), ибо для папеньки была невыносима мысль об артистической (в широком смысле этого слова) судьбе и карьере его чада. Сам Николай Семёнович, большой любитель живописи, говорил о сыне: «Как жаль, что этот талант не дан бедному мальчику: он был бы русским Рафаэлем». Женат Александр Николаевич был дважды: первым браком на А. А. Яковлевой, вторым—на графине А. П. Толстой.
Николай Семёнович был дружен с Александром Семёновичем Шишковым и Михаилом Михайловичем Сперанским, а учитывая высокие посты, занимавшиеся им (правда, в силу неуживчивости своего характера, он быстро покидал их), легко можно представить себе круг лиц, которые могли быть гостями его особняка. Тут могли бывать и министры, и флотоводцы, и экономисты, и придворные.
Возможно, читатель обратил внимание, что я ещё ни разу не титуловал Николая Семёновича графом, и это не случайно: этого титула он был удостоен лишь в 1834 году, в царствование Николая I и Александры Феодоровны, а потому до этого дом на Театральной площади называть графским ещё нельзя.
Поскольку недавно на сайте был опубликован рассказ о самом графе Мордвинове, то я не стану здесь вдаваться в подробности жизненного пути этого человека.
В 1828 году дом был перестроен по проекту известного тогда зодчего Давида (Ивановича) Висконти (01.10.1768-02.01.1838), представителя семьи итальянских строителей и зодчих, живших в Петербурге, и архитектурному последователю Дж. Д. А. Кваренги и В. Бренна. К тому моменту Давид Висконти был автором многих построек как в Петербурге и его пригородах, так и во многих других городах империи, являлся кавалером орденов Святой Анны III степени (1818 г.) и Святого Владимира IV степени (1827 г.) Со стороны Никольской (Глинки) улицы был разбит маленький сад со скульптурой нимфы.
Историко-культурная экспертиза свидетельствует ещё о ряде перестроек, предпринимавшихся в 1867, 1876 и в 1881 годах. По всей видимости, эти перестройки не вносили принципиальных изменений в архитектурный облик дома Мордвиновых.
Следующая существенная перестройка дома была предпринята в 1895 году по проекту архитектора Фёдора (Оскара) Борисовича Нагеля (1831, либо 1832 — 18 (31) июля 1903). При нём фасад здания и приобрёл знакомые нам черты эклектики, оставшись при этом строгим, сдержанным, даже сухим. Александр Николаевич Бенуа, живший неподалёку, вспоминал: «Ближе к нам, справа, на самом углу площади и улицы, стоял милейший особняк ХVIII века графов Мордвиновых, в саду которого за решёткой иногда содержались медвежата». (Обращает на себя внимание прилагательное «милейший», употреблённое мемуаристом).
В документах также говорится о строительных работах в доме в 1899 году. В 1915 году во дворе был построен новый флигель, теперь, к сожалению, снесённый в ходе приспособления дома под гостиницу.
Отдельный вопрос — этажность дома. На многочисленных сохранившихся изображениях дом показан то о трёх, то о двух этажах. К моменту революции 1917 года уличные фасады имели два этажа, однако со двора этажей было три, а местами был построен и четвёртый, мансардный этаж. По всей видимости, владельцы использовали свой дом и как доходный тоже и сдавали квартиры в наём. Интересно, что со стороны фасадов — и это видно на фотографиях — третий и четвертый этажи были совершенно не заметны.
К сожалению, теперь невозможно установить и куда более важный момент: каковы были интерьеры графского дома. Видимо, ещё в 1922 году дом приспосабливается под детскую поликлинику. Справочник «Весь Ленинград» за 1933 год указывает, что в бывшем графском доме находилась Международная организация помощи борцам революции (МОПР). В её задачи входили интернационально-воспитательная работа среди трудящихся масс города и деревни, пропаганда идей международной пролетарской солидарности, оказание моральной и материальной помощи борцам-революционерам в зарубежных странах. В составе МОПРа были общий отдел и отдел политической эмиграции (хотя тут едва ли могла иметься в виду эмиграция из Советского Союза, скорее всего, имелась в виду иммиграция в СССР), а так же секторы интерсвязи, финансовый, деревенский, агитмассовый и молодежный. МОПР имела районные комитеты во всех районах города.
В 1970-е годы здание кардинально перестраивается под детскую больницу. Надстраивается третий этаж, и надо сказать, что хотя почти все советские, равно как и постсоветские надстройки выглядят совершенно неорганично и напоминают нашлёпки на старых домах, но в данном случае надстройка была произведена чрезвычайно тактично, третий этаж получил такое же декоративное оформление, как и весь фасад здания, а кроме того, дом Мордвиновых уровнялся по высоте с домом 16, стоящим на противоположной стороне улицы Глинки, что создало очень хороший эффект при взгляде с площади на Николо-Богоявленский собор. Кроме того, дом был расширен на одну ось по фасаду (с целью создания новой лестницы внутри здания) по улице Глинки.
Интерьеры парадной части дома исчезли полностью. От них остались лишь два больших зеркала в резных золочёных барочных рамах да два кашпо, которые были переданы в фонды Музея истории города.
Несколько лет назад детская больница покинула здание, и оно было передано фирме «Мега Хаус» для перестройки под гостиницу. К глубокому сожалению, строительная организация снесла часть здания, дворовый флигель 1915 года, а росшее в садике дерево было спилено. Проект предусматривает надстройку здания.
В настоящее время работы в доме Мордвиновых возобновились. Не имея ничего против перепрофилирования здания под гостиницу с соответствующими внутренними перепланировками (но с сохранением исторических капитальных стен), градозащитники борются за сохранения того внешнего облика дома, что давно стал привычной нам частью одной из центральных площадей столицы Российской Империи и за сохранение хотя бы пока ещё существующей части здания, помнящего многих деятелей российской истории, начиная с золотого века Екатерины.
Градозащитный Петербург 