Александр Сокуров, режиссер:

Что значит для меня Петербург? Этот место моей жизни. Здесь мой дом. Но этот город слишком большой для меня. Я человек более камерный. Мне бы хотелось жить в небольшом городе, на берегу речки, но так судьба распорядилась, что я живу здесь.

…Это красота, источник красоты. Это совершенство. И это раздражение для совести. Для каждого живущего в Петербурге человека эта красота есть напоминание о том, какой ценой этот город дался русскому народу, русскому государству, и какую цену за этот город заплатил советский народ. Русский, советский народ. Цена непомерная. Непомерно велика. Поэтому Петербург для меня – печальный город, источник печали, я бы сказал так. Это красивая печаль.

В Петербурге есть небо, в Петербурге есть пространство. Возникло понятие «небесная линия» – чудесная, удивительная мысль. Красивая. Историческая, эстетическая и этическая одновременно. Собственно говоря, за утверждение и за защиту этой идеи, за то, чтобы она продолжала жить, эта небесная линия, и встало все градозащитное сообщество Санкт-Петербурга.

Почему я занимаюсь градозащитной деятельностью? Потому что я живу в Санкт-Петербурге. Потому что у меня есть хорошие наставники, предшественники. Потому что надо продолжать дело, начатое когда-то, довольно давно, в том числе, Ковалевым, который был одним из грандов этого движения. И потому, что я гражданин Российской Федерации, и общеизвестно что у нас есть – пока еще есть – Конституция, и в этой Конституции сказано, что защита ценностей, защита культурной среды – это важнейшая задача не только государства, но, соответственно, долг всех, каждого гражданина. В какой-то степени я пытаюсь этот долг выполнить как просто житель города, как гражданин города, всеми доступными законными средствами.

Что такое группа Сокурова и почему она возникла. Она возникла на церемонии вручения премии «Небесная линия», которая была организована нашим выдающимся жителем города Олегом Рудновым, где эта премия вручалась Пиотровскому, мне и еще нескольким гражданам этого города. Это было в тот момент, когда наше противостояние, борьба с администрацией города носила крайне ожесточенный характер. Сносы шли непрерывно, каждую неделю. Мы не могли остановить этот процесс, у нас не было никаких сил. Мы выходили на митинги, требовали реакции от городского правительства. И в какой-то момент стало понятно, что наши гражданские силы, гражданские возможности исчерпаны, и все законные методы борьбы с разрушением Петербурга также исчерпаны. И тогда на этой церемонии я обратился к Матвиенко, которая там присутствовала, и сказал ей, что надо выходить из окопов – градозащитникам, и вам, и обсуждать, что у нас в городе происходит, иначе последствия будут непредсказуемыми с точки зрения политической, общественной.

Я говорил это, не очень надеясь на какой-то отклик. Однако я ошибался. Сразу после церемонии губернатор подошла ко мне и сказала: «Давайте. Давайте и я выйду из окопов, и вы. Давайте встретимся и поговорим». Сразу было назначено время встречи, буквально через несколько дней. И мы в том составе, о котором вам известно, пришли на эту встречу. Мне очень понравилось, что все условия, которые мы как представители общественности для обеспечения этой встречи назвали губернатору, она выполнила. Условия были следующие: мы встречаемся не на территории Смольного. И мы встречаемся с губернатором: наша группа и она. Она одна, без помощников, без членов правительства. На мое удивление, она согласилась. Мы нашли государственное учреждение, где нам дали комнату. И в нужное время губернатор приехала. До последней минуты мы полагали, что, возможно, произойдет какой-то срыв, нам объяснят, что нет времени, что что-то изменилось. Нет. Губернатор Матвиенко приехала.

К этой встрече мы подготовили большую карту города, где крестами показали, сколько зданий было снесено с двухтысячного года. Число зданий, снесенных нашими современниками, было значительно больше, чем количество зданий, которые были разрушены во время второй мировой войны в Ленинграде от бомбежек немцев. От бомбежек пострадало значительно меньше зданий, памятников, чем от действий предприимчивых, коррумпированных людей в нашем городе.

Карту развернули, показали Валентине Ивановне. Она подошла к этой карте, долго ходила и смотрела. «Неужели так много?» – сказала она. «Увы, к сожалению», – сказали мы ей (до последней минуты над этой картой мы работали с Юлей Минутиной). Сели за стол, и стали обсуждать ближайшие сносы зданий исторических – то, что должны были снести буквально через несколько часов.

Встреча длилась почти два часа. Подробно обсуждались все наши претензии, все наши требования. Валентина Ивановна не ожидала, что разговор будет настолько профессиональный, предметный, четкий – со знанием законов, адресов, конструкций зданий, исследований, экспертиз. И, уходя от нас, она сказала: «Я сейчас из машины позвоню, по двум объектам я остановлю сносы, а еще по двум остановлю вообще все работы, будем думать, что там делать». На самом деле через некоторое время она позвонила мне и сказала, что это распоряжение о прекращении этих сносов отдано.

Так это все начиналось. Потом, конечно, были бóльшие сложности. Были привлечены к общению с нами члены правительства. Мы требовали увольнения вице-губернатора по строительству. Мы требовали увольнения, разжалования руководителя Стройнадзора. И так далее, и так далее. Потому что мы увидели, сколь велико бедствие, и сколь велика безответственность людей.

Вот, собственно говоря, так это все начиналось. С переменным успехом: когда-то выигрывали мы, когда-то сносы продолжались. Даже дав обещание губернатору, что сноса не будет, ночью строители и люди, которые оплачивали им это, эти сносы осуществляли. То есть, даже поверх власти губернатора. Это давало нам понять, что положение в городе с точки зрения «власти власти» гораздо более сложное, чем мы себе представляли. И положение в городе с точки зрения управляемости ситуацией гораздо более сложное, чем по крайней мере я себе это представлял. Это было очень тяжелое переживание для меня. Очень тяжелое.

Мы считаем, что мы должны бороться с ложными рецензиями, ложными исследованиями, заключениями, которые дают очень часто странные всякого рода бюро, всякого рода исследователи, которые как правило всегда поддерживают сносы. И наша важнейшая задача – это плотная, постоянная, систематическая работа с ГИОПом (Комитет по государственному контролю, использованию и охране памятников – ред.) в нашем городе. Сегодня 2 марта 17-го года, и на этот период у нас очень много опять накопилось вопросов к ГИОПу. С многими решениями, которые принимает руководство ГИОПа, мы не согласны, и будем решительно возражать и протестовать против этих решений. Посмотрим, что из этого протеста получится. Возможно, мы будем настаивать и на смене руководящих лиц в этой системе.

Насколько важно объединение градозащитников разных регионов, в масштабе страны? Градозащитные съезды, координация?.. Объединение градозащитного движения в некое всероссийское движение общественное – полезно. Необходимо. Почему это полезно, необходимо? Очень все просто. Потому что опыт работы, который собирается, скажем, в наших условиях, при нашей работе с правительством сильным, строгим, непростым правительством, каким всегда было правительство в Петербурге, вместе с градозащитным движением в Москве, где ситуация еще сложнее, чем в Петербурге… Там вообще не обращают на Архнадзор никакого внимания градоначальник и департаменты московского правительства, насколько мы могли это увидеть. Сносы идут, даже если есть активные, мотивированные, документально подтвержденные протесты общественности. Конечно, в сложном положении в конечном счете из-за того, что нет координации градозащитного движения, оказался Екатеринбург, где уничтожена большая часть исконной архитектуры города. Погублен Нижний Новгород, как мне кажется. Думаю, что не удастся спасти Архангельск. Не уверен, что в идеальной сохранности находится Иркутск. Есть прекрасные заповедные места в Вологде, но я не уверен, что также удается спасти город с точки зрения его стратегического какого-то качества, всеобщего качества.

Если бы мы были объединены, то мы могли бы друг друга обучать, объединять усилия, вместе протестовать против действия властей на местах. Потому что иногда бывает, что в небольшом городе, или в большом городе, но отдаленном от центра, нет ни одного авторитетного, сильного человека, который мог бы без звонка прийти к губернатору и прямо ему сказать, что происходит. Мы сталкиваемся с тем, что таких влиятельных людей, авторитетных людей всероссийского масштаба, федерального, на местах практически нет. Это позволяет очень часто строителям, девелоперам, администрации городов, не обращая внимания на какие-то небольшие протесты, осуществлять вот эту деструктивную абсолютно работу.

Зачем нам вообще нужно сохранять эту культурно-историческую среду? Вопрос кажется парадоксальным, странным очень, и кажется, что, в общем, что за проблема такая? И многие говорят: зачем нам все это нужно? Это, как они говорят, старье… Но, между прочим, интерес разных стран мира к разным народам, к разным культурам и к разным городам, и все мировое туристское движение строится на пронзительном, непрекращающемся, глубоком, эмоциональном интересе к той самой среде, которая прошла испытание временем, которая демонстрирует разную эстетику, разную градостроительную культуру, разные стили и так далее, и так далее.

И чем больше от нас, от момента рождения удален… чем более продолжительную жизнь проживает улица, дом, сквер, площадь, тем больше интереса и больше необычного видим мы в том, что в этих так называемых старых городах есть. Чем отличаются эти старые города? Они отличаются тем, что они создавались для того, чтобы там жили люди. Не для того, чтобы там жили чиновники, правительствующие всякие персонажи. В этих городах уютно жить. В этих городах есть признаки вкуса. Эти города сами воспитывают живущих там людей, останавливают их в их дурных помыслах. Эти города поучают, обучают и развивают живущих там людей.

Когда мне говорят: «Зачем нам нужна ваша Дворцовая площадь? Что там такое эта ваша Дворцовая площадь?», мне часто приходится говорить: «Оставьте в покое Дворцовую площадь. Она работает в этом городе Дворцовой площадью».

Дворцовая площадь работает в городе Дворцовой площадью. Невский проспект имеет свою работу: он принят давно уже на работу Невским проспектом. И все – каждая улица, которая прошла испытание временем, испытание блокадой, в которой сохраняется реальная жизнь людей современных и духи ушедших людей – они все работают улицами в этом городе. Если вам этот город не нужен, не интересен – пошли вон. Поезжайте в эти города, где есть стеклянные пространства, где есть эти бетонные бессмысленные башни. Поезжайте туда, живите там. Мы вас не зовем сюда, мы вас сюда не приглашаем. Живите там. Если вы не понимаете, что этот город отдан вам только в пользование, а не в распоряжение – я это говорю и губернатору, говорю членам правительства города, и всякого рода очень эмоциональным и шизофренически настроенным людям – пожалуйста, уезжайте из этого города, не трогайте его. У этого города свое место в истории России, этот город сам по себе, он приглашен Россией для службы в ее интересах.

Каждый раз, когда мы протестуем против сноса здания, каждый раз, когда мы отстаиваем даже небольшое двухэтажное строение, у которого есть своя история, мы ведь исполнены еще одной тревогой: это строение будет снесено – да, например оно будет снесено. Но хорошо, если на этом месте будет посажен сквер, разбит сквер. Но на этом месте не будет сквера. На этом месте будет бездарная современная архитектурная форма. Бездарная современная архитектурная форма. Огромное число архитекторов, которые получают возможность работать в нашем городе, лишены вкуса, чувства меры, и у них нет никакого уважения к своим предшественникам. Вот это вот желание значительного числа ленинградских архитекторов, даже тех, кто имеет должности, даже тех, кто имеет какие-то звания… Профессора, хозяева, владельцы разнообразных архитектурных бюро и студий, урожденные ленинградцы – они не испытывают ни малейшей боли за то, что делается на этих улицах, и ради удовлетворения своих собственных интересов – имущественных, карьерных интересов – и ради того только, чтобы мирно сложились их отношения с девелоперами, с разнообразными заказчиками, они, в общем, готовы куда угодно что угодно вписать, и что угодно создать и построить.

Только потому, что у нас нет права доверять этому поколению архитекторов, которые никогда не стояли, не были среди градозащитников – они в этих рядах не были – мы встревожены всякой новой стройкой в этом городе. Во время градозащитных собраний, митингов, во время градозащитных баталий мы никогда не видели студентов строительных и архитектурных факультетов. Никогда и ни одного из них не было. Никогда не было ни одного и художника. С нами никогда не была вот эта студенческая молодежь, которая, казалось бы – казалось бы – должна быть рядом с нами. Плохой признак. Плохой, тревожный, неприятный признак. Очень неприятный.

Как градозащитное движение мы будем существовать до тех пор, пока будут у нас физические силы и пока не будет принято решение о разгоне этого общественного движения. Ну а дальше будет видно, что… будет видно. Я хочу обратиться ко всем, у кого есть какое-то чувство сочувствия, солидарности с этим удивительным городом: вступайте в ряды градозащитников. Нам очень не хватает вашей поддержки и вашей помощи. Очень не хватает. Тогда будем надеяться на лучшее.

В ближайшее время смотрите на нашем сайте интервью других участников «группы Сокурова».

Фото: Сергей Ляшко
Благодарим за помощь в подготовке видеороликов команду Сокурова – Михаила Георгиевского, Александра Золотухина, Вадима Постникова, а также Наталию Введенскую.